17. Виктория

- Лен, ну не плачь, что-нибудь придумаем.

На кухне я успокаиваю рыдающую Ленку, как могу.

- Что, Вика? Что придумаем? - по имени она меня называет только во время самых тяжёлых житейских невзгод. - Двести пятьдесят тысяч! Ты вообще представляешь себе такую сумму?

- Не представляю, - качаю я головой.

- Хотя они могли бы назвать и миллион за операцию, - всхлипывает Ленка. - Или пять. Мне одинаково. Где я? А где те двести пятьдесят тысяч?

- Лен, ну, правда, придумаем, - глажу я её по худенькой спине. - Я устроюсь на работу и возьму кредит. Артуру твоему тоже немного дадут.

- Вик, - она поднимает на меня зарёванные глаза. - Даже если ты завтра найдёшь работу. С хорошей белой зарплатой. Всё равно тебе дадут кредит только через полгода. А операция нужна уже сейчас. Понимаешь? Сейчас! Хотя бы на один глаз. Иначе будет поздно. При такой слепоте начинает неправильно формироваться зрительный центр. И через полгода, когда до нас дойдёт бесплатная очередь, уже может быть поздно. Совсем поздно. Навсегда.

Её губы опять предательски дрожат, голос срывается, но она всё равно это произносит:

- Сейчас у него ещё есть шанс стать зрячим, но не через полгода.

Мы плачем вместе, на плече друг у друга. Как всю жизнь мы плачем с Ленкой. Только так плохо никогда ещё не было. Ей. Мне было. Когда умерла мама. Десять лет прошло. Даже не верится.

- Как там мой батя, кстати? - спрашиваю, чтобы хоть как-то её отвлечь.

- Видела его недавно в магазине. Спивается. Не посылай ты ему, Беда, деньги. Толку с них! Мать говорит, за квартиру он всё равно не платит. Зато там у него такой шалман. Получат твои деньги и гуляют, пока не пропьют.

- А кто тогда ему пришлёт, если не я? - тяжело вздыхаю. - До пенсии ему ещё как до Луны. Я бы притащила его сюда, хоть под присмотром бы был. Так и он не едет, и бабушка сказала, чтобы ноги его здесь после маминой смерти не было. Она считала, это он её в могилу загнал, а не рак.

- А что ты ему, нянька? - вытирает глаза Ленка. - Мог бы и на работу устроиться. Руки-ноги есть. Но ему зачем, пока ты его кормишь?

Её слова, наверное, справедливы. Только не могу я бросить отца. Да и Ленку не могу.

- Не <em>сцы</em>, подруга, - хлопаю я её по плечу. - Что-нибудь придумаем. Вырву я свои кровные у Гремлина из глотки. Вернётся завтра с отдыха - и вырву. А там прилично будет. Если договоришься хотя бы на отсрочку, на оплату частями, то есть шанс всё уладить. Хоть вагоны разгружать пойду, а мелкому твоему пропасть не дадим.

Мы синхронно вздыхаем. И я встаю, чтобы поставить чайник, а Ленка идёт в комнату за проснувшимся малышом. Ленку надо кормить, поить чаем со сгущёнкой. А то у неё от всех этих расстройств ещё, не дай бог, молоко пропадёт.

И Ленка черпает из тарелки гречку, укачивая на руках уже сытого Ваньку, а я развлекаю её своими новогодними приключениями.

- Вот урод, этот Берг, а! - округляет она глаза в праведном гневе.

- Да прекрати ты Лен, - отмахиваюсь я. - Как будто не знаешь, что все эти богатенькие ведут себя как под копирку. Купил, поимел, забыл.

- Вот именно, что купил. Как ты-то повелась? - спящее дитя ничуть ей не мешает говорить голосом громким и возмущённо стучать ложкой по дну. - Не маленькая ведь, должна понимать, что такие подарки просто так не делаются.

- Не маленькая. Понимаю, - скрещиваю руки на груди. - А вариант, что он мне типа понравился, не канает?

- А он тебе понравился? - бросает ложку в пустую тарелку Ленка.

- А что, такого не может быть? Никак? Красивый мужик, интересный, чего уж там. Во! И во! - я рисую в воздухе треугольник. Сначала обозначая руками ширину плеч, а потом свожу до размеров бёдер Берга. - Всё при нём. Накачанный, спортивный.

- Тебе же никогда не нравились качки, - хитро прищуривается Ленка.

- Мне и сейчас не нравятся, - я сама невозмутимость. - Тупые и бахвалящиеся своим телом - ни разу не нравятся. Но этот же не такой.

- Не качок?

- Не тупой.

- Только урод, - хмыкает Ленка. - Выставил на улицу в чём мать родила. Трахнул и выставил!

- Ладно, Лен, всё, забудем о нём, - вдруг понимаю я, что меня это расстраивает. И то, что он оказался таким скотом, - тоже. Горько. Обидно. Снова хочется плакать, только сколько же можно. - Не каждый день ко мне такие мужики липнут, в конце концов. И вообще, переспали и переспали. Дело житейское. Я бы и сама сбежала. Как представила, что одним разом это не закончится, так и рванула без оглядки. Даже бельё это подаренное надевать не стала. Так и бросила ему в рожу. Сапоги вот только жалко.

- Хорошие были сапоги?

— Новые почти. Осенние. Я ж не догадалась спросить, куда мы поедем. Думаю, если в ресторан — в сапогах. А домой — так переобуюсь. Туфли взяла. В туфлях и ушла.

— Полоумная ты всё же, Беда! — вздыхает Ленка. — А ещё…

— Я же тебе прикол не рассказала, — перебиваю. Я и так всё про себя знаю. Без Ленкиных язвительных формулировок. — Как я до дому добралась.

— Ты же сказала, сама себе вызвала такси.

— Я-то вызвала. Только выскочила на улицу, вижу — белая машина. Села и командую: поехали. Мужик за рулём покосился на меня, но поехал, куда говорю. Едем и как-то неуютно мне. И он нервно закуривает.

— Ну? — подпрыгивает на стуле от нетерпения Ленка.

— Гну! Оказалось, вообще ни разу не такси. Мужик к мамане приезжал. Но она его так достала, что он свалил, решил дома напиться в одиночестве, но замешкался. А тут я выскакиваю вся такая нарядная. И в машину к нему на всех парах.

— Я даже боюсь представить его лицо, — смеётся Ленка, и Ванька привычно подпрыгивает у неё на руках, но беззаботно посапывает.

— В общем, пожалел он меня, до дому довёз. Даже визитку оставил на всякий случай, — я подаю брошенный на холодильник прямоугольник.

— Мн-н-н… — тянет Ленка важно. — Глава отдела по элитной недвижимости Станислав Шувалов. Симпатичный хоть?

— Приятный, — отмахиваюсь, значительно преуменьшая его достоинства.

— И что, даже ничего не предложил?

— Предложил, — передразниваю я ехидную Ленкину мордочку. — Напиться вместе. Но мне что-то было совсем не до него.

— А я бы на твоём месте, наоборот, замутила с этим Стасиком. И забыла этого мудацкого Берга. А вдруг сложится? Если мужик нормальный.

— Да кто ж его знает, нормальный он или нет, — вздыхаю я.

— Пока не попробуешь и не узнаешь, — прищуривается опытная Ленка.

«Может, и стоит попробовать, — задумываюсь я. — Чем чёрт не шутит». Хоть я и не вспомнила-то про этого Стаса за праздники ни разу. Но позвоню. Правда, почему бы и нет? Вот только самые насущные вопросы решу. А самое важное дело у меня пока одно: забрать у Гремлина свои деньги. Во что бы то ни стало забрать.

И прямо с завтрашнего утра я этим и займусь.

18. Алекс

В пустой квартире темно и тихо.

Ночь - время для расслабления. Мысли текут свободно и прихотливо. Они не подчиняются дневной гонке, не тонут в ворохе информации, сводок, деловых переговоров. И я сегодня не упал лицом в подушку, не отключился, хотя измотался, как всегда. Брожу по квадратным метрам в одиночестве.

Отдых с Ефремовичем - шокотерапия и анестезия в одном флаконе. Я пил - и мне всё было фиолетово. Наденька пошла к чёрту, уехала на деловую встречу сама - благо такси приезжает и в такую глушь. Она пыталась. Да, о как она пыталась вытянуть меня из «тёмного леса», но я как настоящий партизан не сдался.

Может, она рискнула бы остаться, но я был «в стельку», а вездесущий и галантный Ефремович на подпитии, ухаживающий плотно и почти навязчиво, сыграл мне на руку: к вечеру Наденька выкинула белый флаг и предпочла убраться в гордом одиночестве, чем рисковать собственным «целомудрием».

А потом пьяный бред, вынимающие душу разговоры, слёзы Ефремовича и космическая дыра у меня в груди. Уже ни горечи, ни боли, ни разочарований - воспоминаний слишком много.