— Ему, но это неважно, — я упираюсь спиной в стойку. — Я продам квартиру, отдам ему деньги и уеду, если у меня всё получится.

— Вика, я хочу помочь, — забирает он бокалы, и едва они исчезают где-то на полке, прижимает меня к стеллажу. — Искренне хочу. Ты напугана. Растеряна. Ты делаешь глупости, Вик, — медленно ведёт он пальцами по лицу, по шее, спускается вниз. И его учащающееся дыхание не предвещает ничего хорошего.

— Знаешь, если ты действительно хочешь мне помочь, — впиваюсь я дерзким взглядом в его глаза. — Женись на мне.

Он моментально трезвеет.

— Что?!

— Нет, не по-настоящему, — мне даже жаль его — настолько он обескуражен. — Фиктивный брак. Просто печать в паспорте.

— И как это тебе поможет? — не сразу, но приходит он в себя. Отодвигается. Убирает руки.

А быстро это, оказывается, работает. Позвала замуж — и разом всё перехотел.

— Я получу работу за границей и уеду. На полгода минимум. Может, дольше. Мне без штампа в паспорте рабочую визу не дают.

— Серьёзно? — засовывает он руки в карманы, и я наконец вздыхаю с облегчением. Что-то напугал меня не на шутку его напор.

— Если хочешь, считай это ещё одним деловым предложением. Подпишем контракт, что я ни на что не претендую. А когда уеду, даже раньше, когда оформлю все документы, разведёмся, — преданно заглядываю я в его ясные, как родники зимой, глаза.

Он шумно выдыхает и садится. Ерошит волосы.

— Я оплачу твои услуги, — бросаю я последний аргумент. — Сколько скажешь.

— А жить ты потом где будешь, когда вернёшься?

— Я добавлю к той сумме, что останется, то, что заработаю, — сажусь я подальше от него на краешек дивана. — Я умею жить очень экономно, а там обещают хорошую зарплату. И куплю что-нибудь не коммунальное. Пусть маленькое, пусть даже в плохом районе, но только своё.

— Ты и правда Беда, — вздыхает он и встаёт.

— Я знаю, — улыбаюсь натянуто.

— Я могу хотя бы подумать?

— Конечно, — оживляюсь, словно он уже сказал «да». — Только не очень долго. Месяц очередь в ЗАГСе, да ещё мне нужен до марта запас.

— Ты думаешь, мы продадим твою квартиру до марта? — собирает он в папку свои бумаги.

— Мы постараемся, — уже почти умоляю я. — У меня нет другого выхода, Стас. Работу здесь мне, благодаря всё тому же Бергу, не найти. Если ты знаешь его хоть маленько, то, наверно, представляешь, на что он способен. И в тюрьму мне садиться совсем не хочется.

— К сожалению, представляю, — вздыхает он совсем тяжело, уже направляясь в прихожую. — Спасаешься бегством?

— Боюсь, что другого выхода у меня и нет, — едва поспеваю я за ним.

— Прости, Вик, мне пора.

— Конечно, — я сама подаю его пальто. — До связи?

И он так долго медлит, прежде чем что-то мне ответить, что сердце моё уходит в пятки. Я опять всё испортила.

— Я сам позвоню, — бросает он в дверях почти небрежно. — Спасибо за ужин!

— Спасибо и тебе, — шепчу я, когда дверь за ним уже закрывается.

Не удивлюсь, если его звонок так и не прозвучит.

Не удивлюсь, если никогда его больше не увижу.

40. Алекс

Снег стелется по двору позёмкой, бьётся в окно кабинета колючими брызгами, бросается на прохожих злыми вихрями.

Так неожиданно - и метель.

Не люблю метель. Что-то есть в ней мятежное, непокорное, но тоскливое. Под жалобное завывание ветра всегда чувствую себя таким одиноким. Свинцовое небо не добавляет оптимизма - весь день как один долгий вечер. Сумерки жизни. И я немолод, угрюм и нелюдим.

За спиной без стука открывается дверь.

- Девушка, куда вы? - взволнованный голос Марины. Нехотя поворачиваюсь. Что за нездоровая суета? - Александр Юрьевич, простите, я пыталась.

- Вика?! - возглас вырывается быстрее, чем я успеваю прикусить язык. - Ничего, Марин, спасибо, я разберусь.

Дожидаюсь пока секретарь закроет дверь кабинета.

- Привет! - губы невольно тянутся в улыбку, глядя на Вику. Чёрт, как же я рад её видеть. Такую взъерошенную, взволнованную. Но беру себя в руки. Позволяю себе лишь удивлённый взмах бровей. - Какими судьбами?

Как-то опасно она выглядит. Учащённое дыхание, словно бежала стометровку. Глаза горят как у кубинского революционера. Господи, что я опять не так... Не успеваю даже додумать.

- Я тебе не шлюха! - летит мне в лицо целая пачка купюр.

Фейерверком они рассыпаются в воздухе, кружат по кабинету. Но только одна почти достигает цели - прилипает к лацкану пиджака.

- Это... что? - подцепляю банкноту пальцами, подбрасываю, смотрю, как сложной траекторией она опускается к ногам, трепыхаясь, как осенний лист на ветру.

- Мне не нужны твои деньги, Алекс!

Поднимаю глаза на так вдохновенно сердитую Вику. Как она прекрасна в гневе! А с этими растрёпанными метелью волосами, с мелкими капельками воды, что блестят растаявшими снежинками, просто божественна. Но суть её очередных претензий мне не ясна.

- Мне не нужны твои деньги, - повторяет она, переминаясь на месте. Он переполняющих эмоций ей не стоится спокойно. - Я не проститутка, чтобы платить мне за ночь. Засунь себе куда подальше свои товарно-денежные отношения, - гордо выплёвывает она слова мне в лицо. Только пугливо отскакивает, когда я делаю к ней шаг.

- Вика, - пытаюсь я остудить её ледяным тоном, но она его словно не замечает. Словно не ведает, что творит, ослеплённая своей горячностью. Не чувствует опасность. Не понимает, что терпение моё не безгранично.

- Может быть, ты и привык за всё платить. Привык откупаться от своих подстилок деньгами, - пятится она. Провоцирует, старается зацепить. - Привык решать все проблемы просто: заплатил и катись. Но это не ко мне. Я не продаюсь и не покупаюсь.

Кажется, я, наконец, догадываюсь, что это за деньги. И чем вызвал эту смертельную обиду. И несправедливые обвинения выбешивают меня в одну секунду.

- А за зарплату ты работаешь? - почти прижимаю я эту дикую белку к стене. Нет, не трогаю, даже не прикасаюсь. И вообще останавливаюсь довольно далеко. В одном прыжке. Но ей некуда больше отступать.

Только от запаха её разгорячённого тела, от жеста, которым она убирает прилипшую к губам прядь, от движения, с которым судорожно сглатывает, на какую-то секунду теряю контроль.

Ослеплён своими чувствами, как зверь, попавший в капкан. Оглушён, загнан, опрокинут неистовым желания ей обладать. Хочу заставить её бесноваться не в гневе, а в экстазе. Как там, в подсобке, где у меня реально сорвало крышу.

Но сейчас, снова загнанная в угол, это несносная девчонка умудряется схватить с полки кубок.

- Не подходи, Алекс, - замахивается она.

О, нет! Нет, нет, нет! Это же мой золотой кубок первенства страны по самбо. Кубок жалко, но неужели она и правда думает, что у неё есть хоть один шанс?

- Хорошо, хорошо, - покаянно поднимаю я руки. - Мне ясны причины твоего недовольства. Но это зарплата, Вика. Всего лишь зарплата. За все отработанные тобой дни.

- Я столько не зарабатываю, - поднимает она выше блестящую чашу и свой упрямый подбородок.

- Разве ты работала не за двоих? С учётом всех твоих сверхурочных, - слежу я за дрожащими руками, выжидаю момент, когда она ослабит хватку.

- Я не верю тебе, Берг. Ты просто выкручиваешься. Ты хотел плюнуть мне в лицо? Хотел показать, что ты - хозяин жизни, а я никто? Да, я никто, - срывается её голос. Становится глубже, ниже. От его вибраций у меня перехватывает дыхание. А её зеленющие, как луга весной, глаза уже наполняются слезами.

Чёрт, она же походу всю ночь проплакала. Неужели из-за этих дурацких денег? Припухшие покрасневшие веки. Ни грамма краски. И, пожалуй, ни грамма сомнения, что она огреет меня собственным кубком, если я попытаюсь приблизиться.

- Я и так это знаю, - поспешно стирает она выкатившуюся слезу. - Не нужно каждый раз напоминать мне о моей ничтожности, особенно после того, как тебе вдруг для разнообразия захотелось побыть человеком.